Старик предпочёл промолчать.
— Знаешь… — продолжила девушка. — Я слышала — раньше была пословица… Что-то о том, будто выходить в дорогу в дождь — хорошая примета. Что же может быть хорошего в том, чтобы мокнуть уже в самом начале пути?
Хилки улыбнулся. Его глаза утратили выражение отрешённости, взгляд стал осмысленным.
— Была такая пословица. Только далеко отсюда. В другой стране. Даже не пословица — так, примета.
— И что, сбывалась?
— Если в неё верили, то обязательно… — Хилки подставил лицо дождю. — Мы с Браксусом верим, да.
Дезире поёжилась. Ей очень хотелось верить, но не получалось. Вода под ногами, вода над головой, до нитки вымокшая одежда и редкие порывы пронизывающего ветра — всё это заставляло прибавлять шаг.
По счастью, возле остова одной из ферм они нашли куски толстой плёнки. Скорее всего, когда-то она служила чем-то вроде укрывного материала. Плотная, армированная тонкими металлическими нитями — она до сих пор противостояла перепадам температур, не превратившись в труху.
Из плёнки на скорую руку соорудили нечто вроде плащей. Не слишком удобных, но зато успешно спасающих от дождя. Ею же обернули и обувь — плотно, поверху обвязав проволокой или верёвками.
Было решено двигаться по первой достаточно сохранившейся дороге, какая будет найдена. Попусту плутать по лесам казалось большой глупостью. А автомобильная магистраль должна была стать путеводной нитью. Единственное, что заставляло людей сомневаться, — близость руин поселений. В том числе достаточно крупных. Найти в них что-то полезное было почти невозможно — эта часть Европы сравнивалась с землёй с особой тщательностью. Зато вероятность нарваться на неприятность вырастала весьма сильно. В итоге остановились на том, что по возможности будут обходить города стороной.
В итоге, проплутав несколько часов среди ферм, беженцы вышли к неплохо сохранившемуся шоссе. После бездорожья и топкой грязи твёрдое покрытие стало подарком судьбы. И пусть его поверхность была прорезана широкими трещинами, пусть местами проросла упрямой травой и кустами, а кое-где раскрошилась, смешавшись с песком и глиной, — это нисколько не умаляло достоинств настоящей дороги.
— Вот бы нам сейчас машину, а, Гракх? — тяжело дыша, сказал Кэр. Он хоть и шёл сам, но недавнее ранение всё ещё давало о себе знать непроходящим чувством усталости.
— Да, клянусь станками родительских цехов, я бы сейчас взялся за самую завалящую колымагу! — с готовностью согласился зарккан. — Нам бы найти какой-нибудь законсервированный гараж или автомобильную базу, сервис… Эти корыта, что остались на улице, теперь даже в переплавку не сгодятся.
— А что такое машина? — раздался тоненький голосок Ани.
— Машина-то? — Гракх мечтательно закатил глаза. — Вот видела мою телегу?
Девочка кивнула.
— Теперь представь, что она может ехать сама. Далеко-далеко. А все мы со своими вещами сидим в ней и только по сторонам смотрим, выбираем, где остановиться.
— Не поместимся, — фыркнула Ани и отбежала в сторону, склонившись над каким-то одиноким цветком.
— Дети… — протянул зарккан. — Ничего не знают!
— А что ты хочешь, Гракх? — вступила в разговор Марна. Она говорила вполголоса. — Мы деградируем. Наше поколение помнит ещё хоть что-то. Но и эти знания большей частью касаются выживания. А история? Ты знаешь историю или философию?
— Конечно! — выпалил он, но тут же отвёл взгляд. — Основные вехи-то знаю… А философов я вообще презираю. Тоже мне — наука! На что она мне? От меня требуется разбираться в железках, а не ломать голову над извечными вопросами без ответов.
— Я не спорю, ты в этом неоценим. Но пока мы используем наработки прошлого, сидим на развалинах и выбираем те куски, которые ещё можем использовать. А что будет лет через пятьдесят, сто?
— Я-то откуда знаю? — насупился зарккан.
— К каменному веку мы, конечно, не скатимся. По крайней мере, я хочу в это верить. Но вот в средневековье с его суевериями и страхами — вполне возможно.
— Но как же города-полисы? Не может быть, что всё разрушено. Наука и всё самое лучшее должны где-то сохраниться, — послышался возбуждённый голос Дезире.
— Мы с тобой уже говорили об этом. Я всем сердцем желаю, чтобы такие места сохранились. Хотя бы одно такое место. Но желать и верить — для меня разные вещи. Подумай сама. Мы почти остановили добычу полезных ископаемых. Причём почти всех. Добываемое сейчас — крохи. Ещё немного — и закончится гидрат метана. Его уже сейчас не кристаллизуют. А без энергии встанет оставшееся производство. Здравствуй, ручной труд! Здравствуй, бревенчатый сруб…
Дезире не знала, что сказать. Она не хотела, не могла поверить в услышанное. Ведь если всё действительно так, то зачем вообще всё это? Жить без цели, опускаясь всё ниже и ниже? Девушке вспомнились гусеницы, толстые и лохматые. Они сидели на листьях и самозабвенно жевали. Никаких забот — знай, набивай живот и старайся не упасть с облюбованного листа. Он тебе и кормушка, и место для сна, и оправления нужд…
— Нельзя же так… — прошептала она.
— Марна, хватит пугать нашу целомудренную красавицу! — не выдержал Кэр. — Тебя послушаешь — хоть топись иди. Благо озёр кругом навалом. Только выбирай. Придумаем что-нибудь. Эрсати, к примеру, обходятся без угля, нефти и других метанов. Солнечная энергия, если уметь с ней обращаться, вполне может обеспечивать электричеством и дом, и город. А это лишь один пример. Уверен, что и Гракху есть что сказать. Так что давай не будем посыпать голову пеплом.