Скрежет повторился. Теперь он заполнял весь город, перекрывал издаваемый грайверами гул, проникал глубоко в душу. Расходящиеся от провала трещины резко вытянулись, несколько больших бетонных кусков дорожного настила рухнули вниз.
Чувство опасности прибавило сил. Им удалось вытащить Рурка. Какой-то грайвер зашевелился, но на него не обратили внимания. Подхватив наёмника под руки, Кэр и Гракх припустились бежать. Тащить помимо тяжеленного вурста ещё и его оружие, было делом нелёгким, а пуще того неблагодарным. Боеприпасов всё равно не осталось, а надежды, что в ближайшее время удастся найти подходящий склад, не было.
Мост рушился. По всей видимости, взрыв запустил цепную реакцию, и теперь железобетонное строение складывалось, как карточный домик. Опоры крошились, мостовая ходила ходуном, вздыбливаясь металлическими балками. Остатки асфальта норовили разойтись под ногами и отправить чужаков к выжидающим чёрным водам.
Никогда в жизни Кэр не чувствовал такого напряжения. Каждая мышца, каждая жила, каждый нерв — всё было натянуто до состояния струны. Если Гракх и дышал тяжело, то не сбавлял пусть не самого быстрого, но постоянного темпа. Эрсати же чувствовал, что тело начинает сводить судорога. Он чаще спотыкался, перед глазами всё плыло, в ушах остался лишь звон, сквозь который еле слышался шум рушащегося моста. Каждый шаг давался с небывалым трудом, а вожделенный берег, так дразнящий спасением и приютом, никак не показывался.
В конце концов, он всё же упал. Выброшенные перед собой руки наткнулись на шершавый асфальт. Странно, но боли почти не было. Она пыталась пробиться сквозь завесу усталости, настойчиво стучала, но разум её не воспринимал. Ладони стали мокрыми и скользкими.
— … разлёгся… быстро… сдох… — долетали до него обрывки выкриков Гракха.
— Пошёл ты… — прохрипел Кэр. Рот наполнился горечью.
Он и без подсказок зарккана понимал, что останавливаться нельзя. А выкрики и тычки вызывали лишь раздражение.
Эрсати отмахнулся, с трудом поднялся на ноги. Лёгкие горели так, что возникала мысль: а не превратились ли они в окровавленные лохмотья? Кэр сплюнул. Вопреки ожиданиям слюна была обычная — прозрачная, без примеси алого.
И снова бег — бесконечный, отнимающий возможность чувствовать и думать. Именно поэтому, наверное, Кэр не сразу осознал, когда всё закончилось. Он лежал на траве, никто его не дёргал, не кричал. Разум медленно выплывал из сумасшедшей гонки, но тело не желало подчиняться, превратившись в неподъёмный и недвижимый придаток. Было так хорошо просто лежать, выбросив всё из головы, предоставив решать другим. Но блаженство длилось недолго. Вскоре отозвалось раненное грайвером плечо, потом дали о себе знать ладони, мышцы рук и ног свела судорога. Тело обретало прежнюю чувствительность, а вместе с ней возвращались все накопленные за день травмы и повреждения.
Гракх стоял у самого канала и смотрел на его воды. Ни малейшего движения, ни малейшего признака жизни не было в этой воде. Воде ли? Даже сточная канава казалась более чистой и пригодной для жизни, чем то, во что превратилась некогда, без сомнения, полноводная река. Пусть даже скованная гранитом и бетоном, она была живая.
От моста осталось лишь несколько опор да чудом сохранившийся пролёт, где ещё толкалось несколько грайверов. Они метались из стороны в сторону, пытаясь найти выход. Гракх со злорадством наблюдал за этим зрелищем, иногда подбадривая тварей громкими выкриками. Его слышали. И каждый раз реагировали новым всплеском активности. В конце концов, кто-то прыгал вниз. Зарккан мог поклясться, что приводнение нисколько прыгунам не вредило, да и сама жидкость вряд ли была для них ядом. Но отчего-то ни один из тех, кто добрался до более-менее глубокого места, не показался вновь на поверхности. Грайверы без страха и последствий бегали по мелководью, даже заходили в воду по пояс, вставая на задние конечности. Ничего не случалось. Но стоило им пуститься вплавь, как канал проявлял свою скрытую сущность. Без каких-либо признаков обеспокоенности тварь исчезала, чтобы больше не появиться.
— Чтоб я сдох, если это простое загрязнение!
Как ни силён был интерес ко всему, что потенциально можно было бы использовать в качестве оружия, но исследовать воду канала самостоятельно зарккан не решился.
— Эх, Дезире, где же ты? — Гракх почесал бороду. — На Кэре, что ли, испробовать…
Эрсати, Рурк и Кларк лежали в нескольких метрах в стороне.
Кларк находился в полном сознании и всё повторял, как ему жаль бедного Эрика. Как он пытался спасти паренька, но кровожадных тварей было слишком много. Что он бился до последнего, но потом был оглушён и лишь по воле случая и какого-то странного провидения оказался в неглубоком канализационном люке, где продолжал отбиваться. Подобные речи быстро утомили Гракха, и он поспешил ретироваться на безопасное расстояние. Отсюда, от канала, словоизлияния были слышны, но почти не напрягали.
Наёмник до сих пор не очнулся. Он потерял много крови. Руки превратились в одну сплошную рану. Кожи почти не было видно. Она сменилась оголённым мясом, либо свисала клочьями. Голова пострадала меньше, но и она ужасала своим видом. Однако вурст на то и был вурстом, чтобы продолжать бороться даже в, казалось бы, безнадёжной ситуации. Быстрый метаболизм быстро остановил кровотечение, и теперь, насколько Гракх мог судить, жизни здоровяка ничто не угрожало.
А вот Кэр был плох. Что ни говори, а эрсати никогда не славились особой живучестью. «Раса слабаков», — как поговаривали многие. И небезосновательно. Несмотря на развитую медицину, они никогда не прибегали к модификации тела. Поставляя другим расам самые различные имплантаты, сами не имели возможности ими воспользоваться. Пресловутая линька могла убить эрсати, если в его теле были инородные объекты. Природа не наделила эту расу жизненной стойкостью. Большие нагрузки зачастую вводили эрсати в состояние, подобное коме. Вот и сейчас — Кэр только-только начинал приходить в себя.