Пламя теплится - Страница 5

— Кэр, в команде должен быть специалист-теоретик. Ты знаешь правила. А кроме тебя, иных кандидатур у нас нет. Ты пойдёшь за ребятами, будешь говорить им, что стоит взять, куда не следует соваться. Это не обсуждается.

— Я никуда не пойду! — рявкнул эрсати и скрестил руки на груди. — Сами грамотные, разберутся, что к чему.

— Завтра, в шесть часов утра, сбор в оружейной. Инструктаж, проверка снаряжения — всё, как всегда, — староста будто не слышал возражений Кэра.

Эрсати открыл рот, чтобы высказать всё, что он думает о старосте и общине в целом, но спокойный голос опередил готовые сорваться с губ слова.

— Кэр, не торопись с громкими речами. Ты сможешь мне всё высказать лично сразу после завершения собрания. Буду ждать тебя в своей комнате. Приходи, если чем-то недоволен. А пока немного пищи для размышления: помни, что одну ветку сломать легко, а стоит собрать их вместе и уже не переломить.

«Сукин ты сын!» — Кэр наградил старосту презрительным взглядом и направился прочь. Что ни говори, а этот человек обладал какой-то почти гипнотической силой, заставляющей верить и следовать указаниям. Вроде бы и не говорит ничего особенного, но слова надолго оседают в голове, становясь собственными мыслями.

«Поучи меня! — эрсати пнул подвернувшийся на пути стул. — Ты же знаешь, мать твою так, что спорить с тобой бесполезно… ну ладно, поговорим ещё!»

* * *

Голова казалась туго набитой комками колючей пакли. Попытка приподняться на подушке привела к резкой боли в висках. Дезире поморщилась и застонала. Медленно, словно нехотя, мысли выстраивались в более-менее стройную цепочку, но от этого становилось лишь противнее.

К горлу подступала тошнота. Сколько Дезире себя помнила, её организм всегда тяжело реагировал на любые психотропные средства, а также препараты, обладающие психотропным действием. Всему виной была её полукровность, во всяком случае, иного оправдания своей странной аллергии девушка просто не находила. В своё время отец заметил эту особенность дочери и провёл ряд анализов. Список возможных аллергенов оказался широк. По всему выходило, что ей противопоказаны любые средства, снижающие либо повышающие возбудимость центральной нервной системы.

Глупо, но о собственной неприятной особенности она никогда и никому не рассказывала. Не хватало ещё стать предметом для жалости или сочувствия, а пуще того — насмешек. Тем более, толку от этого всё равно чуть. Разве что прямой путь к нервному срыву. Стимуляторами она никогда не увлекалась, а редкое использование простых успокоительных большого вреда не приносило. Хуже обстояло дело со снотворным. О наркотиках речи не шло вовсе.

Дезире с самого детства старалась быть полезной и нужной. Ещё сильнее обострилось это желание после смерти отца. Жёсткий патриархальный уклад эрсати почти не оставил выбора. Либо становиться бесправным инкубатором, и ещё не факт, что её примут: польстившаяся на человека, мать автоматически стала изгоем. Либо последовать за отцом, постараться выбрать собственный путь, на котором заведомо не будет сторонней поддержки. Девушка выбрала второе: попыталась стать незаменимой в близкой ей профессии. И всё равно её не оставляло чувство одиночества. Зачем вообще жить на свете, если ты никому не нужна?

Иногда Дезире представляла себе, что случится, если по какой-то причине она больше не сможет быть полезной. От подобных мыслей всегда передёргивало, а тем более — теперь. Потому что, несмотря на терпимое отношение общины к своим членам, тех, кто не мог или не хотел приносить никакой пользы, выставляли прочь. Исключение составляли заслужившие уважение старики. Хотя тяжёлая жизнь сводила их количество к минимуму.

«Чтоб добрым быть, я должен стать жесток», — так, кажется, говорилось в какой-то старой книжке, которую она так и не дочитала.

Жестокие, зачастую бесчеловечные меры на практике оказались оправданными. Каждый отдельный человек рассматривался с точки зрения некой составной детали большого агрегата. Деталь потребляла энное количество энергии, пищи и прочих ресурсов. Тогда логичным становился вопрос: а стоит ли польза, приносимая этой деталью, вложенных в неё затрат? Простой и в то же время чертовски сложный закон выживания в послевоенном мире.

Дезире осторожно ощупала лицо. Пальцы тут же наткнулись на туго наложенную бинтовую повязку, под которой угадывалась пара ватных тампонов. Странно, но боли почти не было. От неё остались лишь нудные отголоски, всё ещё отдающиеся в висках.

Еле сдерживая стон, девушка приподнялась на кровати, до дрожи вцепившись руками в железные края. Судя по тому, что вокруг всё так же царила тишина, Дезире с облегчением решила, что её оставили одну. Вот и хорошо. Значит, некому будет лезть с нравоучениями и прочей ерундой. Дождавшись, когда звон в голове стихнет, девушка попыталась поудобнее устроиться на жёстком матрасе. А потом, глубоко вздохнув, уверенно взялась за скобки, скрепляющие края бинта.

Последний виток дался непросто. Руки дрожали, сердце бешено колотилось. Во рту появился неприятный, горький привкус. От недавнего энтузиазма не осталось и следа. Дезире поймала себя на мысли, что нарочно пытается оттянуть момент истины. Она почти физически чувствовала нарастающую над головой тяжесть, словно всё это время потолок медленно опускался. Казалось, сдёрни повязку — и затаившаяся тяжесть обрушится многотонным прессом, раздавит. Девушка сглотнула, поморщилась, а потом одним движением сорвала остатки бинта и отбросила их в сторону.