Дезире вынырнула из зыбкой прострации. Она вновь стояла в душной комнатке.
— Уходите…
Снова послышалось в голове.
Девушку колотил озноб, руки дрожали. Полученное знание почти раздавило. Скрывающийся в теле чудовища разум наполовину был человеческим. За годы человек отошёл на второй план и на его место пришёл зверь — жестокий и расчётливый. Такой, каким его хотели видеть создатели. Дезире ощущала безысходную тоску человека, тысячу раз проклявшего собственную трусость, тысячу раз обещавшего отомстить всем и вся, тысячу раз желавшего собственной смерти.
— У вас несколько минут… Уходите, иначе умрёте…
Возможно, Дезире так бы и осталась стоять, переваривая новые знания, но Ани, слёзно глядя на остолбеневшую спасительницу, изо всех сил тянула её, стараясь увлечь к дверному проёму, теперь свободному.
Дезире очнулась. В голове ещё блуждали страшные образы, но тело уже пришло в движение. Беглянки сорвались с места. На ходу девушка подхватила Ани на руки и как бы невзначай закрыла ей глаза. Только после того как они миновали коридор, в котором остались лежать изуродованные тела, Дезире вновь опустила малышку на пол. По пути им не встретилось ни одной многоножки, но и живых людей тоже не было.
Вскоре завод наполнился воем пожарной сирены.
Кэр и Гракх вышли из широких двухстворчатых дверей столовой и медленно направились по коридору. Откуда-то со стороны операторной доносилась стрельба. Переглянувшись, вчерашние собутыльники двинулись на шум.
У Кэра всё ещё болела голова, и он не особенно торопился разузнать, что за дела творятся в общине ни свет ни заря. Все его мысли сводились лишь к одному — надо похмелиться, а без этого весь мир виделся серым и неприветливым. Тем более, в отличие от зарккана, он был безоружен, а потому полагал себя персоной охраняемой.
Гракх же не обращал на эрсати никакого внимания. Крепко сжимая в руках любимый «Плевок», он осторожно двигался к цели. Борода угрожающе топорщилась, а шаги гулко разносились по коридору.
— Тебя слышно даже на улице, — сказал эрсати, плетясь следом.
— Ну и правильно! — отозвался зарккан. — Пусть враги знаю, что их смерть уже близка и вот-вот отстрелит им лишние части тела.
— Может, ты тогда сам? У меня башка болит, что треснет того и гляди. Я пойду того… поправиться поищу.
— Слабак! — со смаком выплюнул Гракх. — Как ты ещё невинность-то потерять умудрился? Голова не болела?
— Уж лучше пусть голова болит, чем будет пустым бочонком, как у тебя! — не выдержал Кэр и уже собрался уйти, как впереди, на самой границе света и тени от неяркого светильника, появилось движение. Зарккан его тоже заметил и нахмурился.
— Вроде бы извели всех крыс ещё с месяц назад, — задумчиво проговорил он. — Надо будет сказать Дезире, пусть ещё яда выделит.
— Это не крыса, — пристально всматриваясь в затенённую область, сказал Кэр. — Больше на червяка походит, только с кучей лап. И он там не один.
— Сейчас посмотрим, у кого там лапы лишние… — Гракх вскинул «Плевок».
Вновь раздалось негромкое гудение. Зарккан мягко нажал на спусковой крючок, послышался щелчок, и в сторону приближающихся существ полетел каплевидный, докрасна раскалённый сгусток. Со стороны могло показаться, что оружие действительно плюнуло.
Первая многоножка обратилась в пепел, осыпалась на пол.
— Ну и крысы! — воодушевившись первой победой, выкрикнул Гракх. — Больше никакой отравы! Только охота!
Его радость длилась недолго.
В отличие от крыс, многоножки могли не только ползать, но и подниматься в воздух. Гракх не придал этому значения только в первое время. Но когда твари, расправив нечто вроде стрекозиных крыльев, преодолели десятиметровый коридор меньше, чем за пять секунд — оторопел. Он успел срезать ещё одну бестию, когда остальные напали разом. Было их четыре штуки.
Ударом приклада Гракх отбил одну многоножку, ещё две одновременно вцепились ему в руку. Зарккан разразился таким матом, что стоящий за ним Кэр опешил, не ожидая столь бурной реакции на странных червяков. Однако уже в следующее мгновение эрсати почувствовал в ноге острую боль. Он попытался смахнуть неожиданного паразита, но тот лишь основательнее вцепился в плоть.
Гракх с чувством глубокого омерзения рванул одну тварь, бросил на пол, тут же обрушил сверху обитую металлом подошву. Раздался треск. Той же участи удостоилась и вторая многоножка. С той лишь разницей, что она успела добраться до кости и засела там намертво.
— Что за… — зарычал Гракх и уронил «Плевок». Вцепился в затаившуюся тварь. Резкое движение, воздух наполнился пронзительным писком. Из открывшейся глубокой раны фонтаном брызнула кровь.
— Что б я сдох!
Он пошарил по карманам, выудил кусок металлизированной бечевы, перетянул руку выше раны.
Эрсати забыл о головной боли и пытался отцепить засевшую в бедре многоножку. Ладони покрылись кровью. Тварь оказалась поразительно вёрткой и ранила руки немногим меньше, чем ногу, в которую силилась проникнуть ещё глубже. Писк многоножки и рычание эрсати слились воедино. Кэр, обезумев от боли, метался по коридору, бился о стены, однако не выпускал паразита из рук, медленно, но верно вытягивая. Это походило на то, словно он рвал из себя жилы.
Руки нещадно болели, нога начала неметь. Понимая, что долго не продержится, Кэр с пронзительным криком выдрал многоножку и с размаху грохнул её об пол. Тварь не подумала умереть или отступить. Она вскочила, пискнула и вновь метнулась к сорвавшейся жертве, однако Кэр перенёс тяжесть тела на раненую ногу и со всей силы обрушил здоровую на подбегающего гада. Многоножка судорожно засучила лапками. Эрсати ещё несколько раз наступил на паразита, пока тот не превратился в склизкое пятно, и только потом, шатаясь, отошёл к стене.